Вторжение в Персей - Страница 68

Я повернулся к Лусину:

— Громовержец, кажется, еще жив?

— Умрет, — печально сказал Лусин. — Сегодня. Если не уже. Спасенья нет. Мозг поврежден.

— Отлично! Я хотел сказать — жаль бедного Громовержца. Теперь скажи — ты смог бы пересадить Громовержцу другой мозг, живой, здоровый, могучий — и тем спасти своего питомца от смерти?

— Конечно, — подтвердил он спокойно. — Простая операция. Делали посложней. В ИНФе. Новые формы. Невиданные существа.

— Знаю, — сказал я. — Уродливые боги с головой сокола. — Я опять обратился к Голосу: — Ты слышал наш разговор. Вот тебе превосходная возможность обрести тело. Раньше ты, разумеется, раскроешь нам пространство, поможешь восстановить звездолет и научишь работе с механизмами Станции, но обо всем об этом потом. Сейчас мы решаем в принципе — согласен?

— Да, да, да! — гремело и ликовало вокруг. — Да! Да! Да!

— Тогда поздравляю тебя с превращением из повелителя пространства и звезд в обыкновенного мыслящего дракона по имени Громовержец.

— На это я не согласен! — сказал он вдруг, и никто из нас сразу не понял, чем он недоволен.

— Не согласен? — переспросил я в недоумении. — С чем?

— С именем. В мечтах я давно подобрал себе другое имя! Раньше оно выражало мою тоску, теперь будет выражать мое счастье.

— Мы согласны на любое. Объяви его.

Он выдохнул единым торжествующим звуком:

— Отныне меня зовут Бродяга.

Часть четвертая. Гонимые боги

Господи, отелись!

С.Есенин

Я думал — ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик.

Видишь, я нагибаюсь, из-за голенища достаю сапожный ножик.

Крылатые прохвосты! Жмитесь в раю!

Ерошьте перышки в испуганной тряске!

Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою отсюда до Аляски!

В.Маяковский

1

Я все-таки был осторожен, что бы Ромеро ни говорил впоследствии о моем безрассудстве. Нетерпеливо стремившийся к телесному воплощению Мозг сетовал на мое бессердечие. Но я твердо постановил — раньше распутать тысячи сложных вопросов, а потом лишь осуществить обещание.

— Рассказывай, что натворили с МУМ, — сказал Андре вскоре после захвата Станции. — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что без надежно работающей машины отпускать Мозг в самостоятельное существование равносильно самоубийству? Или ты сам собираешься занять место Главного Мозга?

Чужие места я занимать не собирался. Но я верил, что Андре удастся восстановить МУМ, и не скрывал своих надежд.

— Воспользуйся помощью Мозга, — посоветовал я. — Но как добраться до звездолета? Проделать обратный путь по этой планетке мне не улыбается.

— Так вот, — сказал Андре. — МУМ мы доставим на авиетке, есть возможность перевести их с ползанья на полет. Но восстановленная МУМ понадобится на звездолете. А на планете ты отпускаешь Мозг. Как быть? Проблема, не правда ли?

— Проблема, — согласился я.

Я не сомневался, что у Андре уже имеется проект ее решения.

— Выход такой: Мозг на планете заменю я, а меня будут дублировать Камагин и Петри. Имеешь возражения?

— Только сомнения. Для роли твоих дублеров Эдуард и Петри, возможно, подойдут. Но подойдешь ли ты сам для роли дублера Мозга?

— Сегодня он обследовал нас троих. Меня принял сразу, а Эдуарду с Петри придется потренироваться. — Андре запальчиво закричал, предваряя новые возражения: — Все знаю, что скажешь! Ты жестоко ошибаешься. Он страшно жаждет воплощения, но не ценою гибели планеты. Если бы ты видел его в работе, ты был бы поражен его добросовестностью. И, между прочим, функции его не сложны.

— Не увлекаешься ли ты?

— И не собираюсь! Ты просто забыл об операторах, тех инженерах, у которых вместо мозгов датчики. Не знаю, какие они организмы, а автоматы — превосходные. Мозг лишь координирует их действия. Пока не сконструируем столь же совершенные механизмы, придется операторов оставить на местах. Теперь последнее: раскрывать Третью планету в мировом пространстве буду я. Не маши руками, это предложил сам Мозг!

Взрыв на Станции принес больше психологических потрясений, чем реальных разрушений. Такие сооружения, как Станция Метрики, вообще невозможно разрушить — разве что полной аннигиляцией. Мы догадывались, что вся Третья планета представляет собою один огромный гравитатор, такой же искусственный механизм, как Ора, только тысячекратно крупнее Оры. Но никто из нас не смел и фантазировать, насколько грандиозны механизмы, составлявшие внутренность этой планеты. Человечеству, я уверен, понадобились бы многие тысячелетия, пока оно научилось бы создавать такие махины. Сейчас, когда я бродил и летал по внутренним помещениям планеты, мне представлялись наивными прежние мои восторги перед совершенством Плутона. Вот где было совершенство — совершенство зла, угрюмая гениальность недоброжелательства, свирепый шедевр тотального угнетения и несвободы!..

И еще я думал о том, на каком непрочном фундаменте зиждилась исполинская Империя разрушителей: мы даже и не ударили по ней, только толкнули — и она стала разваливаться!

Нет, думал я, знакомясь со Станцией, это непрочный цемент — взаимное недоброжелательство и ненависть, всеобщая подавленность и всеобщий страх, иерархически нарастающее угнетение…

Только взаимное уважение и дружба, только доброта и любовь могут создать социальные сооружения вечные, как вечен мир!

Ромеро являлись мысли, схожие с моими.